Продолжение

Первая часть материала

Вторая часть материала

  До боев оставались еще сутки, и я решил выполнить просьбу одного приятеля-нумизмата. Он хотел купить серебряный доллар определенного типа, так называемый Trade Dollar, который в Москве стоил очень дорого. В отеле мне дали адреса нумизматических лавок. Все они находились в так называемом золотом районе Лос-Анджелесе, который был в пешей доступности от отеля.

  Я долго не мог найти то, что искал. Вместо монет все здесь продавали ювелирные украшения. По ходу купил что-то красивое жене и спрашивал всех, куда мне надо идти.

  Половина продавцов были мексиканцы, и очень скоро я понял, что их лучше не спрашивать. Нет, большинство мексиканцев совершенно нормальные люди, но многие, когда к ним обращаешься, смотрят на тебя таким взглядом, после которого должен последовать выстрел. Для подворотни это нормально, но в дорогом ювелирном магазине выглядит как-то странно, и ты просто не знаешь, как себя вести. Не предлагать же какому-то деду, пытающемуся глазами прострелить тебя навылет, выйти на улицу и разобраться.

  Уже позже кто-то мне сказал, что меня можно принять за мексиканца-полукровку. По-английски говорю с каким-то непонятным, вообще-то британским, акцентом, который для мексиканца звучит как-то особенно по-снобистски, а по-испански не говорю. Короче, меня принимали за Хосе, не помнящего родства, отсюда и враждебность. Может быть, и так, хотя это объяснение показалось мне весьма сомнительным. По-моему, местный калифорнийский патриот, выдвинувший эту версию, просто хотел убедить приезжего, что проблема, которую тот разглядел, не существует. Это вообще сейчас ключевой подход к решению многих проблем, как в Европе, так и в Америке. Отсюда и берутся такие кандидаты в президенты, как Дональд Трамп, которые хотя бы не бояться признать, что проблема существует, но это так, к слову.

  А нумизматическую лавку я все-таки нашел. Одну, больше не понадобилось. Издали увидел несколько человек, которые, несмотря на совершенно американские лица, чем-то разительно напоминали московских нумизматов. У них на всех был один и тот же взгляд, какой-то ищущий и пытливый, точно такой же, как и у их российских коллег.

  Я подошел, спросил хозяина про доллар. В ответ и он, и его знакомые дружно рассмеялись. «Парень, это не так просто купить, с тех пор как китайцы наводнили все своим фуфлом!» - сказал кто-то из них. «Как, и у вас тоже?» - спросил я, сам удивляясь глупости своего вопроса, потому что мог предположить, что Америку эта чума должна была захлестнуть гораздо раньше, чем Россию. Я рассказал им о том, что русское серебро тоже очень много подделывают, в том числе и китайцы, с тех пор, как оно резко выросло в цене. Потом спросил, за сколько все-таки можно купить Trade Dollar. Они назвали цену настолько заоблачную, что я тут же позвонил своему приятелю и сказал, что не могу помочь в осуществлении его мечты и рассказал все о низко- и высококачественном фуфле, что мне поведали мои новые знакомые. Он страшно огорчился, а я еще полчаса болтал с нумизматами, все больше удивляясь тому, как схожи могут быть людские типажи в таких разных странах, как Россия и Америка.

  Любопытно, что они ничего не пытались мне впарить. У таких людей есть свои понятия о чести. Я для них был парень наивный, но СВОЙ, а на таких не зарабатывают. Несколько лет спустя, когда в «Спорт-экспрессе» нам стали все чаще забывать выплачивать зарплату, а затем и выжили оттуда за строптивость, а на мне при этом висели долги, я распродал свою коллекцию. И вот тогда, так же благородно, хотя и в другом ключе, со мной обошлись и московские нумизматы. Никто не пытался меня обуть, как-то особо нажиться на мне. Мужики, конечно, и себя не обидели, но дали мне очень приличную цену. Моя запоздалая благодарность им за это.

  Эта нумизматическая история здорово помогла мне скоротать время до боев. Честно говоря, я волновался тогда за Романа Кармазина, а не за Майоргу с Варгасом. Эти могли хоть порвать друг друга, хоть изнасиловать, как сто раз обещали. Могли даже сначала изнасиловать, а потом порвать, или сначала порвать, а потом изнасиловать – это уж как им больше нравится. Мне до этого человеческого зоопарка большого дела не было. А вот за Романа, которого знал десять лет и чьи человеческие качества очень высоко ценил, я здорово беспокоился.

  Как выяснилось, зря. Тот бой, с Алехандро Гарсией, он, как я уже говорил, легко выиграл.

  А может, все-таки не зря? Всего через два месяца Роман, которому просто нужны были деньги, снова вышел на бой, вышел больным, и проиграл сопернику, которого в нормальном состоянии легко бы победил. Ох, не знаю. Чуял беду, а когда она не случилась, не только обрадовался, но и удивился. А беда была рядом. Просто притаилась она не за первым углом, а за вторым.

  Следующий день, который, как казалось, никогда не наступит, наступил. Роман выиграл свой бой и осталось ждать главного события вечера. Помню, я еще подумал: как же хорошо ни за кого не болеть, просто ждать представления, нимало не беспокоясь за его исход.

  Первым к рингу направился Майорга. Он не кривлялся и не паясничал. Он шел на бой, от которого зависела вся его жизнь, и полностью осознавал это. Он несколько раз перекрестился. И он не просто водил рукой по воздуху, как крестятся ни во что, кроме власти и денег, не верящие члены нынешнего постсоветского политбюро. Как раз наоборот. Его крестное знамение было наполнено чувством и верой. Подлинным чувством и подлинной верой. Тогда в репортаже об этом бое я написал одну фразу, которую сейчас совершенно сознательно повторю, потому что на вопрос, поставленный в ней, я так с тех пор и не нашел ответа: «Почему люди, которым впору бы просить помощи у сатаны, все-таки просят ее у Бога?»

  Затем к рингу пошел Варгас. В репортаже я об этом не написал, но тогда я в первый момент рассмеялся.

  Сейчас уже не помню, кто именно, но точно, что один из ведущих американских журналистов, написал за несколько лет до этого, что от боя к бою Варгас становится все больше мексиканцем и все меньше американцем, хоть и родился в Штатах. На этот раз Варгас решил быть мексиканцем по самое не балуйся. На нем было колоссальное сомбреро, глядя на которое нельзя было не рассмеяться. Однако через несколько секунд я увидел взгляд из-под этого сомбреро. Наверное, мою улыбку стерло, как тряпкой надпись мелом со школьной доски. Нет, нет, не от ужаса. Я не испугался, и он не увидел меня, зато я увидел его. Смеяться над человеком, каким бы он ни был, когда он находится в таком положении – это грех.

  Варгас смотрел перед собой, как солдат, который отстреливается, стоя на краю пропасти. Уходить ему некуда, в плен не возьмут, так как враги в такой же ярости, как и он сам. Можно либо победить, либо погибнуть. Никаких других вариантов здесь просто не существует. Вот он и отстреливается. Из последних сил последними патронами.

  С этого момента я стал болеть за Варгаса, а еще – поверил в его победу. Сейчас я понимаю, что в этой моей вере было больше кино, чем жизни. Это в боевиках герой, оказавшийся в таком положении, почти всегда побеждает, а потом «усталый, но довольный», весь в бутафорской крови, которую гримеры часа четыре наносили на него самым эффектным образом, пронзительно смотрит в даль, в которой его ждут только новые победы. В жизни все обычно происходит как раз наоборот. Солдат даже не падает красиво в пропасть, а просто очередная пуля пробивает его, и он, как мешок, валится лицом вперед в грязь. Припертые к стене и тем более к пропасти люди куда чаще проигрывают, чем побеждают.

  Уже не помню, в какой именно момент рядом с Варгасом, в числе прочих появились его маленькие сыновья. По-моему, уже когда он был в ринге. Они ни в чем не сомневались, они верили в своего отца, потому что их отец, конечно, самый сильный, а какой он может быть еще? Глядя на них, мне еще больше захотелось, чтобы победил Варгас. Я сейчас пытаюсь вспомнить, что в это время делал Майорга, и не могу, потому что в тот момент он меня не интересовал. Наверное, он в кои-то веки вел себя тихо. Я вообще давно заметил, что такие «художественные хамы» обычно хорошие артисты, чувствующие публику и очень хорошо знающие, когда надо орать, а когда молчать. Сейчас было время молчать, и Майорга молчал.

  Начался бой.

(окончание следует)

Александр БЕЛЕНЬКИЙ
18 октября 2016, 21:20