Чемпион Европы 1973 года, финалист чемпионата Европы-75, финалист чемпионата СССР (1979), призер чемпионатов СССР (1974, 1975)  в весовой категории свыше 81 кг ВИКТОР УЛЬЯНИЧ – очередной герой нашей рубрики «Пьедестал», в которой мы рассказываем о тех, кто приносил славу отечественному боксу, начиная с 1952 года, когда наши боксеры дебютировали на международном ринге и заканчивая нынешними временами.


- Виктор Петрович, сейчас, огладываясь назад с высоты прожитых лет, укоряете себя в чем-то? Если бы была возможность вернуться назад, сделали бы что-то иначе?


- Возврата назад быть не может. Если и были какие-то ошибки, их уже не исправить. Может быть, какие-то чужие решения, отрицательно повлиявшие на мою боксерскую карьеру, не допустил бы, если б мог, а что касается своих поступков, все они были не с бухты-барахты, а согласовывались с личным тренером, непосредственными начальниками, близкими людьми. Так что самоедством сейчас заниматься не имеет смысла. И, тем более, о чем-то жалеть. Это сейчас спортсмены спрашивают: « А когда нам заплатят обещанные 100 тысяч за победу?» Я условно называю сумму. А нам эти 100 тысяч были не нужны. Не бессребрениками, конечно, были, но в мое время другие ценности превалировали. Счастье было просто ощущать себя нужным человеком. Часто вспоминаю, как однажды во время очередного тренировочного сбора в среднегорье, в Тырныаузе, нас, первых номеров сборной пригласили на  встречу с коллективом секретного предприятия, почтового ящика, как тогда называли. Какое-то конструкторское бюро. Встретили нас люди с иконостасами из орденов и медалей на груди, герои Социалистического Труда, лауреаты  Государственных, Ленинских и прочих премий. О таких говорят: «элита общества».  И вот они, заслуженные-перезаслуженные, пожимая нам руки, не скрывали своего искреннего восхищения. Их лица светились от счастья: « О, Лемешев!», «О, Савченко!»… Они наперебой вспоминали подробности наших боев, которые видели по телевизору (сами-то в силу своей секретности были невыездными), некоторые, те которые когда-то в юности занимались боксом, даже пытались имитировать какие-то наши фирменные приемы. Я смотрел на них и думал: « Господи! Это же люди-бриллианты страны, штучный товар, а они радуются, как дети, общаясь с нами!» Я эту встречу на всю жизнь запомнил. Такое не за какие деньги не купишь!  Горы после такого хочется свернуть, поскольку сам чувствуешь себя избранным, нужным кому-то!


- А где случилась ваша встреча с боксом?


- Сначала была легкая атлетика, которой я начал заниматься в 1964 году после того, как поступил в Ростовское речное училище. Выбор учебного заведения был не случаен: там  одевали, обували, да еще стипендию платили – 6 рублей в месяц. А что еще мне, 19-летнему пацану, выросшему в небогатой, мягко говоря, семье, было нужно? Пять лет там «протарабанил», и защищал честь училища на легкоатлетических соревнованиях – толкал ядро и метал диск. В Одессу даже как-то ездил на первенство страны среди средних специальных учебных заведений. Занял там первое место в толкании ядра и третье – в метании диска. Заслужил в этой связи персональную похвалу от начальника училища. В общем, все на легкоатлетическом поприще складывалось неплохо, но однажды абсолютно случайно попал на тренировку боксеров и все в моей жизни перевернулось. Просто пришел повидаться с товарищами, занимавшимися боксом, а тренер, хитрюга (видимо,  сразу разглядел во мне задатки боксера), сделал вид, что уже не первый раз видит меня в зале: «Что стоишь? – говорит – Иди, переодевайся, а то на построение опоздаешь!». Я опешил: попытался  объяснить ему, что вовсе не на тренировку пришел, и вообще у меня нет ни формы, ни кедов. Но это его не остановило: « Запасные трусы твоего размера найдем, – перебил он, - а в ринге босиком будешь». Так я и вышел первый раз в своей жизни на ринг – в одних трусах. Потом к стенке в буквальном смысле меня поставили – удар отрабатывать, не задирая локтя. Все руки себе стер до кровяных волдырей…


- И что, желание продолжить занятия после этого не пропало?


- Наоборот. Бокс в моих глазах сразу взял верх над легкой атлетикой. Окончательно и бесповоротно. Что там? Толкнешь ядро и идешь за ним, чтобы снова толкнуть и опять пойти. Тоже самое с диском. Монотонно и скучно. А тут обмануть соперника можно: «финтанул» – ударил и снова какой-то вариант ищешь. В ринге можно целый спектакль поставить, тем более что у меня хорошие учителя были – мой личный тренер Ефим Александрович Школьников (тот самый, который благословил меня на занятия боксом) и старший тренер Северокавказского военного округа, призер Олимпийских игр 1956 года  Анатолий Николаевич Лагетко.


- Значит, боксерская наука легко давалась?


- Не могу однозначно сказать, что легко, но дело пошло. Первой покоренной вершиной стало юношеское первенство Ростовской области. За ним, в 1967 году было первенство Вооруженных Сил в Волгограде, где я первый раз столкнулся с несправедливостью в спорте. По действующим тогда в юношеском боксе правилам, нельзя было нокаутировать соперников или обыгрывать их с явным преимуществом (судьи в ринге обязаны были этого не допускать), иначе победа считалась не разыгранной. Таким образом, вроде бы заботились о здоровье начинающих боксеров. Я не то, чтобы не знал об этом, но в азарте борьбы как-то утратил контроль над собой. Да и как можно было сдержать себя – не добить соперника, который уже «поплыл»? Какой тяжеловес, да и не только тяжеловес, упустит такую возможность?..
В общем, боксировал я в финале с бойцом из Ленинграда, белобрысым таким, как сейчас помню, и явно, это было видно, не новичком в боксе. Сопротивлялся он достойно, но в одной из атак я сумел хорошо приложиться к его голове, и он оказался на полу. Встал на уже ватных ногах. Судья, замешкавшись, снова дал команду «бокс», ну я этого парня и добил. Бой остановили, а через несколько минут объявили, что победа осталась не разыгранной и обоим участникам присуждено второе место…
Это был шок для меня, тем более что накануне Лагетко сказал мне по секрету, что для победителя приготовлен набор серебряных чайных ложек. Очень хороший приз по тем временам. Я уже его почти своим считал, а тут такой облом. Пролетел мимо этих ложек, несмотря на то, что оказался намного сильнее соперника. Обида была – словами не передать, но что было делать? Потом это правило отменили, но я успел от него пострадать…


- Вы упомянули фамилию опекавшего вас Лагетко, старшего тренера по боксу Северокавказского военного округа. Как вы стали армейцем?


- С подачи тогдашнего главного тренера Вооруженных Сил Виктора Григорьевича Степанова, который после моей победы на первенстве Ростовской области поставил меня на ставку и прикомандировал к СКА-15.           


- И судя по тому, как развивалась ваша дальнейшая боксерская карьера, не ошибся?


- В 1969 году я выиграл в Риге молодежное первенство СССР, после чего главный тренер национальной сборной Виктор Иванович Огуренков подтянул меня во взрослую команду. Тогда  лидерами в категории свыше 81 кг были Александр Изосимов, Александр Васюшкин, Ионас Чепулис, Вадим Емельянов… Последнего, бронзового призера, кстати, Олимпийских игр в Токио, я  к тому моменту уже обыгрывал на чемпионате Вооруженных Сил…
Но вскоре и тут случилась очередная обида. В том же 69-ом мы готовились в Сухуми к первым в истории бокса товарищеским матчам со сборной США и Канады. По окончанию сбора был назван состав нашей команды, который потом был объявлен по телевизору и опубликован в газетах. В категории свыше 81 кг значилась фамилия «Ульянич», что, естественно, вызывало у меня бурю положительных эмоций: радость била через край! Вместе с остальными отобранными боксерами прилетел в Москву на экипировку. Помню эти синие шерстяные костюмы с нашитыми на груди белыми буквами «СССР». Получить такой костюм, символизирующий причастность к касте избранных, было огромной честью…        
И вот, когда я практически его уже получил, подходит ко мне Огуренков и говорит: «Виктор, ты не летишь…». На меня, как ушат холодной воды вылили: «Почему?». Тогда Виктор Иванович какие-то слова для ответа нашел, но потом выяснилось, что в ситуацию вмешался член Политбюро, первый секретарь Московского горкома партии Виктор Гришин, которому не понравилось, что составе команды, отбывающей в США на столь важное спортивное событие, нет не одного москвича. В общем, вместо меня за океан полетел Васюшкин, а я, не трудно представить, в каком состоянии, вернулся  домой, в Ростов-на-Дону.


- Васюшкин, кстати, как отбоксировал в Америке?


- Первый бой проиграл, второй, прошедший в Канаде, выиграл.


- А у вас после такого психологического удара не появилась мысль: все бросить к чертовой матери?


- Напротив, случившееся обозлило меня, придало сил: я понял, что надо быть на голову выше конкурентов, чтобы мысли о том, что меня можно безболезненно убрать из команды, никому даже в голову не приходило…


- А перебраться в Москву не хотели, как многие это сделали, а еще больше – стремились? Была у вас тогда такая возможность?


-  Вскоре появилась. В 1971 году накануне  Спартакиады народов СССР ситуация сложилась так, что Москве некого было выставлять в тяжелом весе и председатель Спорткомитета Москвы Владимир Ковалев вместе со своим заместителем Константином Черновым решили предложить это место мне. Я уперся. На меня начали давить, подключили даже председателя Спорткомитета Министерства обороны СССР  контр-адмирала Николая Шашкова. Он даже вызывал меня к себе в кабинет, тем не менее, в Москву я тогда так и не переехал…


- Какие же доводы вы адмиралу предъявили?


- Я ему сказал: «Николай Александрович, в Москве генерал-майоры в метро с авоськами ездят, а у нас в Ростове просто майоры на черных «Волгах» разъезжают.  Для меня под Ростовом двери в каждом колхозе открыты: приехал, там тебе, пожалуйста, и картошка, и помидоры, и баклажаны, и арбузы, и дыни, и виноград…Чего душе угодно и все отборное, прямо с дерева или грядки… А в Москве, что?


- Прямо так и сказали?


- Именно так. А как еще объяснить?


- Вы тогда уже при офицерском звании были?


- Нет, только год прошел, как я речное училище окончил


- А как у вас в Ростове дело с жильем обстояло?


- Мне в 70 году  после победы на чемпионате Вооруженных Сил выделили однокомнатную квартиру – 24 квадратных метра, с телефоном, которая вполне меня устраивала.


- Один жили?


- В 22 года еще рано семьей обзаводиться. Становление мужчины начинается в 25 лет. Это мне всегда говорил мой тренер, ссылаясь в том числе и на профессиональные знания своей супруги, медика по образованию. А мой дедушка в этой связи вообще пример… с собакой приводил. Вязку породистого пса, говорил он, надо  делать только при достижении им определенного возраста. Если позволить ему  это раньше, то у него потом уши, условно выражаясь, не будут стоять, лапы искривятся, хвост свернется, и прочие другие дефекты могут появиться. Породистым вроде бы останется, но по сути пустым, не настоящим. Поэтому и парень должен сначала достигнуть определенного порога в возрасте, окрепнуть морально и физически, получить образование, а уж потом серьезно заниматься поиском своей второй половины, создавать семью и обзаводиться детьми.


- Финальный боксерский турнир пятой Спартакиады народов СССР, прошедший в июле 1971 года в Москве, впервые не был совмещен с чемпионатом страны. Связано это было с тем, что в тот год чемпионат Европы проходил в июне и для того, чтобы отобрать команду для участия в нем, чемпионат СССР провели в марте в Казани. Вы на Спартакиаде за Россию (или, как тогда называли, РСФСР) выступали?


- Я вообще там не выступал, хотя хотел боксировать за российскую команду, и мне это было обещано тогдашним старшим тренером сборной РСФСР Леонидом Соколовым. Не просто обещано, а практически гарантировано. «Я клянусь своим партийным билетом, что на Спартакиаде будешь боксировать ты!», - сказал мне Леонид Федорович. А тогда это было святое, такими вещами члены КПСС не шутили. А тут еще первый номер России (да и СССР) в тяжелом весе Владимир Чернышов невольно подтвердил заверения Соколова. В июне он в составе сборной выиграл золотую медаль на чемпионате Европы, который проходил в Мадриде. На сборах команды РСФСР, куда его все-таки вызвали, сидим мы с ним в бане, и Володя мне говорит: « Ни на какой Спартакиаде выступать не хочу: устал – надо отдохнуть!». После этого я еще больше укрепился в мысли, что спартакиадные соревнования от меня никуда не денутся…
Но дальше случилось то, что я уже проходил, готовясь к матчам со сборной США. В последний момент меня «отцепили» от Спартакиады, заявив на турнир на призы Спорткомитета СССР, который проводился в те же сроки. Я когда узнал об этом, пошел в гостиничный номер Соколова и говорю ему: « Леонид Федорович, дайте, пожалуйста, мне ваш партбилет – запишу его номер, а то я не запомнил…И  вообще, забудьте теперь о том, что в России есть боксер-тяжеловес Виктор Ульянич…». Вышел и закрыл, образно говоря, за собой дверь в сборную РСФСР. На Спартакиаде народов СССР 1975 году боксировал за команду Грузии (служил тогда командиром взвода в Цхинвале), а на Спартакиаде 1979 года выступал за Белоруссию. В то время проходил уже службу в группе советских войск в Германии (ГСВГ), в ГДР, а по территориальному признаку боксеры  ГСВГ на Спартакиаде народов СССР были прикомандированы к белорусской сборной.


- А чем же все-таки Соколов аргументировал свое решение заменить вас в последний момент на Чернышова?


- «Понимаешь, Витя, - сказал он мне, - Чернышову только за одно звание чемпиона Европы будут победы давать…». И, знаете, едва ни угадал. В первом же бою Чернышов боксировал с Валерием Иняткиным из Одессы, проиграл, что называется, в одну калитку, в первом раунде даже побывал в нокдауне, но все равно победу присудили ему со счетом 3:2. Но, украинцы, не согласившись с этим решением, подняли хай, кто-то их поддержал, и итог боя изменили: победителем объявили Иняткина. Более того, одного из боковых судей, обслуживающих этот поединок, отстранили от соревнований и лишили всесоюзной категории. Дело в том, что, когда проверили записки, выяснилось, что этот судья из Грузии  в первом раунде дал ничью, во втором – определил победителем  Чернышова, в третьем – отдал предпочтение Иняткину. В таких случаях, согласно правилам, общую победу он тоже должен был присудить Иняткину (поскольку Валерий оказался лучшим в последней трехминутке), а он назвал другую фамилию, за что и справедливо пострадал.  

- А за Москву кто в этом весе на Спартакиаде боксировал?


- Валентин Нестеренко, который, кстати, занял второе место. Проиграл в финале чемпиону страны армянину Камо Сарояну.


- Не пожалели после этого, что не приняли приглашение из Москвы?


- Нисколько


-Как закончился для вас 1971 год?


- В сентябре участвовал в чемпионате дружественных армий, который состоялся в Венгрии. Там в финале проиграл по очкам Васюшкину. А в декабре боксировал на международном турнире в Ленинграде, где остановился на подступах к финалу в бою против Владимира Макухи. В общем, сезон получился не самым радостным.   

                     
- А вот 1973 год  стал самым успешным в вашей боксерской карьере, вершиной которой явилась победа на чемпионате  Европы, состоявшемся в Белграде. Расскажите, как вы добирались до этого пьедестала, как оказались в команде, которая представляла на этом чемпионате Советский Союз?


- Ну, во-первых, в марте в Львове прошел очень представительный всесоюзный отборочный турнир, в котором я после двух побед над Юрием Нестеровым и Игорем Высоцким (за явным преимуществом в третьем раунде) проиграл в полуфинале Геннадию Кокурину. Но на сборах, проведенных последовательно в Цахкадзоре, Кисловодске и Москве, доказал в многочисленных спаррингах (в том числе и с победителем турнира Тажудином Гаджиевым) свое право на поездку в Белград.
В то время главным тренером сборной был Юрий Михайлович Радоняк, которому помогал Владимир Александрович Лавров. Мой личный тренер Школьников не смог поехать на чемпионат, но по его просьбе меня опекал там Лавров, у которого с Ефимом Александровичем было много общего в стиле и методах работы.  Так что отсутствие постоянного тренера практически никак не сказалось на моей подготовке к боям.
Чем запомнился этот чемпионат? Прежде всего, прекрасной атмосферой в команде. До сих пор перед глазами наши утренние разминки, сдобренные искрометными шутками, веселым смехом. С чувством юмора у каждого было все в порядке, да Юрию Михайловичу в этом смысле палец, как говорится, в рот не клади – мог любую шутку очень остроумно поддержать, наполнить команду хорошей энергетикой…
Команда была, как единый кулак – Олег Коротаев, Слава Лемешев, Вася Соломин, Толя Камнев, Толя Климанов, Борис Кузнецов, Владик Засыпко, Михаил Бычков, Анатолий Левищев, Коля Лодин, прекрасный художник-портретист, с которым я жил в одном номере. Очень многих, к сожалению, уже нет в живых…
Мы выиграли четыре золота, одно серебро и две бронзы, завоевав, естественно, первое командное место. Лемешев в первом же бою руку разбил, потом боксировал с переломом на уколах, но все-таки в финале против финалиста чемпионата Европы-71, будущего призера Олимпийских игр в Монреале румына  Алекса Нэстака сумел в третьем раунде одним ударом решить исход боя в свою пользу…
Коротаев и Камнев, к сожалению, проиграли, хозяевам соревнований: Олег в полуфинале – Мате Парлову, Толя в финале – Марьяну Бенешу. Оба победителя потом, кстати, не пришли на банкет, и у нас возникло подозрение (которое лично у меня сохраняется до сих пор), что они, пользуясь привилегированном положением  хозяев, что-то кушали запрещенное в ходе соревнований…


- А как для вас они сложились? Какой бой  оказался самым трудным?


- Честно говоря, даже не могу сказать, поскольку никаких серьезных проблем на этом чемпионате у меня не было. Три боя там провел: первый выиграл досрочно, потом, полуфинальный против чемпиона Европы-69 и финалиста Олипиады-72 румына Иона Алексе, - со счетом 4:1, а в финале единогласным решением судей победил Петера Хуссинга из ФРГ. Помню, что весь зал очень активно болел за меня, потому что все вокруг…считали меня своим. Ульянич, говорили, это югославская фамилия, как Митич или Йованович. Я не спорил. Когда выходил из гостиницы на остановку специального автобуса, чтобы доехать до стадиона, все дежурившие вокруг таксисты-частники бросались ко мне с криками: «Виктор, Виктор!...», приглашая в свою машину. Без оплаты, естественно. Отбивался, как мог, но после финального боя, они толпой все-таки затолкали меня в одну из машин – довезли до гостиницы с комфортом. Заодно я приятное водителю сделал (он всю дорогу  об этом говорил), как-никак я, «югослав», обыграл  в финале не кого-нибудь, а западного немца. Тогда ведь совсем другая политическая обстановка в Европе была: Югославия была социалистической страной, воевавшей во время второй Мировой войны против Германии…


- В Ростове тоже, небось, как героя встретили?


- Встретили, конечно, хорошо, но никаких особых материальных благ мне эта победа не принесла. В Ростове помогли приобрести (за свой счет, естественно) автомобиль «Жигули» без очереди (тогда это считалось большим поощрением), а в Москве  Спорткомитет выдал премию в размере 500 рублей, которая после вычета подоходных налогов, оказалась уже не такой круглой    


- Мы в разговоре немножко опередили события, перескочив из 1971-го года в 73-ий. А ведь между ними был олимпийский 72-ой. У вас был шанс поехать на Игры в Мюнхен?


- После того, как на чемпионате СССР в первом же бою против вчерашнего полутяжа Юрия Нестерова судьи осознанно отняли у меня заслуженную победу, эти шансы свелись к нулю. И хотя потом меня пытались вытащить в Петрозаводск, на первый после чемпионата тренировочный сбор национальной команды (бомбили телеграммами, звонками, в том числе от председателя Спорткомитета Министерства обороны), я наотрез отказался туда ехать. На все эти звонки у меня был один ответ: «Вы отобрали достойного, вот и везите его на Олимпиаду!  А для меня ситуация, когда меня сначала обкрадывают, а потом пытаются розочки дарить, не приемлема!»     


- Кстати, а почему на Олимпийские игры в Мюнхен поехал Нестеров, ведь на упомянутом  чемпионате страны он даже не добрался до пьедестала почета?


- Руководство сборной посчитало его самым перспективным на тот момент тяжеловесом страны. В газете «Советский спорт» авторитетный судья АИБА Борис Щербаков заявил, что, на его взгляд, Нестеров не проиграл четвертьфинальный поединок Владимиру Чернышову, хотя победу отдали последнему. Пробившийся потом в финал Чернышов в свою очередь, на бой из-за травмы не вышел, и чемпионом без боя стал Витаутас Бингялис из Литвы. В общем, ситуация в тяжелом весе сложилась тогда, по мнению, руководства советского бокса, в пользу Нестерова…
Но в Мюнхене Юрий в первом же бою уступил единогласным решением судей американцу Дуану Бобику. Напихали они в том поединке друг другу здорово, но в любом случае, в дальнейшем ни Нестерову, ни Бобику нечего было, на мой взгляд, ловить, поскольку в следующем бою победителя ждал кубинец Теофило Стивенсон…
Так, собственно, и случилось: в четвертьфинальном поединке будущий трехкратный олимпийский чемпион досрочно обыграл Бобика (он там, кстати, все бои закончил раньше времени, а секундировал его в них наш советский тренер Андрей Червоненко).


- Вам с Бобиком встречаться не приходилось?


- Не довелось: он после мюнхенской Олимпиады перешел в профессионалы. Зимой 1972 года приезжал в составе команды США в Советский Союз на матчевые встречи со сборной СССР. Провел три боя в Москве, Жданове (сейчас Мариуполе) и Ереване против соответственно Владимира Чернышова, Валерия Иняткина и Камо Сарояна. И все три выиграл: первую и третью – досрочно.


- А свою первую встречу с американским боксером помните?


- Если не ошибаюсь, это было в мае 1974 года на матчевой встрече, прошедшей на открытом стадионе в Кисловодске. Моим соперником был победитель популярного тогда в США  турнира «Золотые перчатки» Эмори Чапмен, который в предыдущем матче СССР-США, состоявшемся двумя днями раньше в Москве, выиграл у Петра Заева.  Кисловодский матч прошел в шести весовых категориях и закончился со счетом 4:2 в нашу пользу. Выиграли Ашот Аветисян, Владимир Юдин, Игорь Высоцкий (нокаутом) и я. Проиграли Василий Соломин и Геннадий Толмачев.
Этот матч запомнился также внутрикомандным скандалом, который спровоцировал своим заявлением тогдашний начальник отдела бокса Спорткомитета СССР покойный ныне Александр Капусткин. После боев он собрал команду и объявил, что на банкет пойдут только те, кто одержал победу, остальные останутся в гостинице. Меня, как капитана команды (на тот момент я имел и воинское звание капитан), такой подход, естественно, не устроил. Не так был  воспитан. «Александр Иванович, - говорю, - вы считаете, что герои это только те, кто выиграл, а я считаю, что у нас команда, единый коллектив и оттого, что кому не повезло, делить его не надо! Наверное, вам мест в ресторане не хватает для американских гостей, поэтому мы и эти четыре места, которые предназначены для победителей, освобождаем. Не к чему шестерить перед американцами…».  С этими словами повернулся и ушел, несмотря на отчаянные призывы Капусткина  вернуться.      
В гостинице взял сумку и отправился в ресторан, где готовились к банкету. Прошел на кухню, открыл сумку и говорю официантам: «Кладите сюда шесть порций салата, шесть холодных закусок, шесть вторых блюд, три бутылки шампанского…Не волнуйтесь, тарелки и приборы  лично принесу обратно…»
Возвратился в гостиницу, объяснил ситуацию администратору, попросив предоставить нам конференц-зал за умеренную плату. Нашел, надо сказать, у персонала полное понимание, этот поступок в гостинице поддержали все, тем более в свете нашей командной победы над американцами. Денег за аренду с нас, естественно, не взяли, даже слышать о них не хотели, более того, привезли нам в подарок пару ящиков местной минералки. Мы еще прикупили кое-что в гостиничном буфете и душевно отпраздновали свою победу…
А на следующий день я уехал в Ростов.


-Санкций от руководства за такое самовольство не последовало?


- А за что?


- 1974-ый год занимает особое место в истории любительского бокса. Семнадцатого августа 74-го в Гаване стартовал первый чемпионат мира по боксу. Наверняка, чемпион Европы-73 Виктор Ульянич был одним из главных претендентов на участие в нем в тяжелом весе. В Гаване, тем не менее, Советский Союз в этой весовой категории представлял Евгений Горстков. Почему Юрий Радоняк сделал выбор не в вашу пользу?


- Однозначно на этот вопрос ответить сложно. Конечно, чтобы почти гарантировать себе билет на первый чемпионат мира, нужно было выигрывать чемпионат СССР, который в том году проходил в марте в Ижевске. Но мне, к сожалению, это не удалось: в полуфинале проиграл Горсткову.  Эту неудачу, по сути, предопределил самый первый бой, в котором мой молодой соперник по фамилии Марченко сломал мне нос. Бой я без вопросов выиграл, но только такой ценой…
Пришел в гостиницу, засунул в каждую ноздрю по мизинцу и, превозмогая боль, начал, как мог, выравнивать перегородку. Сначала прикладывал искусственный лед, потом  - лед из холодильника…Кровь шла ручьем, но не обращал на это внимание…В общем, городил-городил и выровнял, как показалось, более-менее…


- А что, врачей рядом не было?


- Наивный вопрос! Какой боксер в такой ситуации к врачам обращается? Если бы я это сделал, через час о моей травме узнали бы все, в том числе и будущий соперник. Да, собственно, до следующего соперника дело бы и не дошло: если тебя запросто убирают, даже когда ты вчистую выигрываешь бой, то убрать конкурента с переломанным носом – сам Бог велел! Причем, на законных основаниях. Кому нужен такой соперник, как я, когда, на кону такая ставка, как поездка на чемпионат мира?      
В общем,  травму я от всех скрыл, второй поединок тоже выиграл, а вот в полуфинале, как уже сказал, уступил Горсткову. Травмированный нос, конечно, сыграл в этом не последнюю роль…
Тем не менее, шансы поехать на чемпионат мира тогда еще не потерял. Более того, на заключительном сборе в Сухуми выяснилось, что Горстков, хоть и выиграл золото в Ижевске, но лучшую свою форму проскочил и за полмесяца до начала чемпионата мира «варился в собственном соку». Об этом говорили практически все тренеры сборной, это, основываясь на результатах проведенных тестов, подтверждала и работающая с командой научная бригада. Я сам не раз от них слышал, что «Женька не тянет…»


- Год назад, рассказывая в интервью нашему сайту о подготовке к гаванскому чемпионату мира, Горстков не скрывал, что « с одной стороны, был первым номером сборной, а, с другой, постоянно ощущал какое-то недоверие к себе, в том числе главного тренера Юрия Михайловича Радоняка…»


-Эти сомнения, думаю, у Радоняка еще более усилились, когда Женька проиграл мне спарринг. Я был тогда, что называется, в тонусе, надо было еще недельку, чтобы отшлифовать наработанное и готовность была бы почти стопроцентной…    
В тот момент на базу из Москвы подъехал заместитель начальника Управления прикладных видов спорта Спорткомитета СССР Ильдар Калимулин, и личный тренер Горсткова Юрий Михайлович Бражников, осознавая всю зыбкость ситуации, сразу к нему «прилип», убеждая и настаивая на том, что на чемпионат мира должен ехать чемпион страны. Зачем, мол, тогда чемпионаты СССР вообще проводить, если потом спортивный принцип отбора нарушать? Вопрос о том, что перед главным стартом сезона чемпион страны проскочил пик своей формы, Юрий Михайлович как-то опускал…
Я уверен, если бы тогда другой Юрий Михайлович – Радоняк сумел мысленно абстрагироваться на несколько минут от того, что он главный тренер сборной и просто, как полковник, замолвить за меня, тоже армейца, слово, сломать, образно говоря, на мне Калимулина, то на чемпионат мира поехал бы также и его ученик Вячеслав Лемешев, ставший в тот год чемпионом страны в весе 81 кг. Но Юрий Михайлович сдрейфил и промолчал…   
В Гавану полетел Горстков, где в первом же бою проиграл досрочно середняку Райко Миличу из Югославии. Через два месяца я встретился с этим Миличем в полуфинале международного турнира в Измире (Андрей Кондратьевич Червоненко, помнится, ездил туда главой нашей делегации). Так он там против меня и одного раунда не продержался: в первом же сел на «пятую точку» …   


- В упомянутом уже интервью Горсткова нашему сайту Евгений Николаевич так описал свое состояние в том бою: «…чувствую, что не могу оторвать ноги от настила. Вообще их не ощущаю, как будто отрубили. К горлу подступила тошнота… Не то что боксировать, руки поднять не могу.  Дальше, как в тумане. До середины второго раунда кое-как потолкался, а после боя, не раздеваясь, не снимая перчаток: сил на это не было, встал под холодный душ… Меня начало жутко выворачивать, желудок чуть не выскочил. Наверное, полчаса, согнувшись крючком, приходил в себя…


- Очевидно, что во время непосредственной подготовки к чемпионату Женя перебрал с нагрузками. Знаете, иногда при оптимальных 10 раундах на тренировке некоторые молотят 15. Пять раундов перебора, потом  еще пять, еще…Трехдневку на переборе засадят – понедельник, вторник, среда. В четверг одной баней не восстановишься, поэтому в пятницу уже встаешь, как на эшафот… Все, можно сливать воду… С Женей тогда что-то в этом роде произошло. Переел!  


- Начало 1975 года вы встретили за океаном, куда в январе в составе сборной вылетели на традиционные товарищеские матчи с командой США. Что вспоминается об этой поездке?


- По просьбе американцев Радоняк включил в состав двух тяжеловесов. Он выбрал меня и Игоря Высоцкого.Из четырех матчей, проведенных там в разных городах, я дрался в трех: дважды победил по очкам финалиста чемпионата мира Мартина Стинсона и нокаутировал в первом раунде Хилтона Уиллиса. К слову, в первой встрече, которая прошла в Лас-Вегасе, моя победа над Стинсоном оказалась решающей: счет перед этим боем был ничейным – 5:5.
Эти матчи в США, надо сказать, оказались не последними в том году. В ноябре были организованы еще три встречи в Нью-Йорке, Цинциннати и Лас-Вегасе, так называемые матчи тяжеловесов. Там опять дважды боксировал со Стинсоном, которого потом признали лучшим в составе американцев. На этот раз разошлись миром: первый бой выиграл я, во втором победу отдали ему. Третий свой бой – с Уайном Хэммондом – снова закончил досрочно в первом раунде.
Вспоминается также, что в Цинциннати против Михаила Субботина вышел боксер, который в тот момент был осужденным за убийство и которого специально привезли на этот бой под охраной. Говорили, что боксировать он научился в тюрьме. Правда это или нет, но он одержал досрочную победу во втором раунде, хотя  матч в целом мы выиграли со счетом 7:2.


- Да, есть такой факт в истории наших встреч с американцами. Фамилия этого боксера Флойд Каммингс по прозвищу Джамбо. После освобождения из тюрьмы он начал профессиональную боксерскую карьеру, вершиной которой стала ничья в 10-раундовым поединке с самим Джо Фрэзером. Последнему, правда, к тому моменту было уже 37 лет, и этот бой стал для него последним в карьере.
Но хватит об этом, тем более что в 2002 году Джамбо получил еще один срок, теперь уже пожизненный. Между январскими и ноябрьскими матчами в США в вашей боксерской биографии случилось еще одно значимое событие – чемпионат Европы в польском городе Катовице. Скажите, как вы туда попали, если учесть, что на чемпионате страны-75, прошедшем в марте Ташкенте в рамках Спартакиады народов СССР, снова не удалось победить?


- Действительно, я снова был третьим, проиграв в полуфинале Петру Заеву. Но мнение судей, как мы уже выяснили, не всегда совпадают с мнением тренеров сборной. Когда решался вопрос, кому ехать в Катовице, они сделали выбор в мою пользу, тем более что Горстков, ставший третий раз подряд чемпионом, серьезно травмировал руку…
В Катовице, где, волею жеребьевки, первого боя с левшой Юргеном Фангханелем из ГДР, пришлось ждать пять дней, руку травмировал и я. Целил в шею, но соперник чуть присел и я попал точно в лоб. При этом весь удар пришелся на мизинец, который в память о той атаке горбом у меня до сих пор…
Немец лежит, судья в ринге отсчитывает ему нокдаун, а я молю Бога, чтобы не встал, потому что чувствую, что рука онемела. По вискам стучит: «Встанет-не встанет? Встанет – не встанет?..». Не встал, слава Богу…  
После этого врач нашей команды профессор Вячеслав Францев начал делать мне обезболивающие уколы. На следующий бой с англичанином Гарфильдом  МакЭванен я уже выходил с новокаиновой блокадой.  Конечно, она помогала, приглушала боль, но была и обратная сторона медали. После таких уколов я в первых двух раундах абсолютно «не слышал» руку, не чувствовал, например, сжат ли у меня кулак или нет? А как в таком состоянии сильно ударить? Только к третьему раунду начинал ее ощущать…А англичанин – здоровый детина! Ростом чуть ниже меня, но гора мышц. Первый свой бой в виду отказа секундантов выиграл, второй – нокаутом. В крестовинку полоскал со средней и ближней дистанций, по пять-шесть ударов, заканчивая то левой, то правой рукой. Красавец, в общем. Но я чувствовал, что он побивается моей правой: помнил, конечно, удар, который посадил  немца на пол в первом бою, но не знал, что это уже далеко не та правая…
Я его пас до третьего раунда, пока руку ни начал чувствовать, а потом правой сымитировал удар и тут же левой сбоку в голову посадил и его. Он, правда, встал, но уже с другими мыслями…           
В финале соперником был поляк Анджей Бегальский, которого я уже ронял в 1974 году в финале уже упомянутого мною международного турнира в Измире. Но тут совсем другая ситуация – мне пришлось боксировать фактически одной рукой. Кроме того, надо еще учитывать и тот факт, что он выступал у себя дома и в финале был единственным польским боксером…То есть, в равном бою шансов на победу у меня не было…
Помню, как был озабочен тем, чтобы скрыть от соперника свою травму. Но как тут скроешь, если взвешивание проходило не хаотично, кто, когда пришел, а строго по весовым категориям? Вызывали, например, двух финалистов в 48 кг, они приветствовали друг друга, становились на весы и уходили. Потом ту же процедуру проделывали финалисты в наилегчайшем весе и так далее. Когда очередь дошла до нас, и Бегальский протянул мне руку, чтобы поздороваться, что мне оставалось? Одернуть свою? Никто бы этого не понял. В общем, он увидел…Повернул мою ладонь и сделал круглые глаза: «О-о-о!» До сих пор помню этот его, то ли сочувствующий, то ли радостный  возглас…    
Так что, он выходил на ринг, зная о моей серьезной травме, а это уже, считай, огромное преимущество. Я хоть и не врач, но мне бы тогда, дураку, догадаться и отказаться перед боем от уколов: может быть, тогда рука самопроизвольно бы прогнулась и я бы смог его хотя бы раз хорошо  гвоздануть. Но мне снова сделали блокаду и я на два раунда, как уже сказал, правую руку «потерял». В третьем начал что-то делать, бить по корпусу, но судей это не убедило. Сразу после гонга посмотрел на сидящего рядом с рингом нашего президента АИБА Николая Александровича Никифорова-Денисова и по выражению его лица понял, что проиграл.    
Приехал домой и почти сразу же был вызван в спорткомитет округа. Начальник физподготовки толкнул речь: вот, мол, Ульянич снизил результаты – в 74-ом было золото на чемпионате Европы, а сейчас только серебро.  Представляете: выйти и такое сказать! Абсолютно, не зная ситуации. Этого начальника, слава Богу, скоро убрали. Он оказался единственным, кто так оценил мое выступление в Катовице. В СКА-15, например, отнеслись ко всему с большим пониманием…


- Как дальше сложилась жизнь, ведь надвигалась очередная Олимпиада?


- Я даже не рассматривал ее в своих планах, поскольку травмированная рука не позволяла полноценно боксировать и готовиться. Сделал операцию, которая оказалась неудачной. В итоге перед майскими праздниками оказался у одного известного ростовского практика, который осмотрев руку, сказал, что кость надо снова ломать и по- другому сращивать. Сломали, зафиксировали, как, по мнению врача, надо было, наложили гипс. Но я недолго пробыл в роли дисциплинированного пациента. Мне машину водить надо было, поскольку дел было невпроворот, а одной левой как поводишь? Как скорость переключать? В общем, в один прекрасный день намочил я гипс и отпилил ровно столько, чтобы пальцы чуть освободить. Потом еще немного отпилил…     
Кончилось все это тем, что кость снова неправильно срослась, и этот врач сказал, что ее надо… снова ломать. Тут уж я заартачился: «Нет, -говорю, - хватит,  упражнения закончили..». Начал мячик пальцами качать, резиновый эспандер, принимать водно-соляные ванночки... Мышца постепенно укрепилась, боли ушли и я стал снова «вставлять» соперникам, как полагается. Возобновил поездки на разные всесоюзные и международные турниры, Спартакиады дружественных армий, чемпионаты Вооруженных Сил. Вспоминаю, например, поездку в Вену, на турнир в рамках праздника коммунистической газеты «Фольксштимме». Среди участников праздника были Лев Яшин, Анатолий Фирсов, Людмила Турищева, Ласло Папп…      
Следующий 1977-ой год сложился для меня тоже не совсем удачно: начался с поражения  на чемпионате СССР от Геннадия Кокурина и закончился на…больничной койке. Случилось это после того, как в Львове, за день до финала турнира сильнейших Вооруженных Сил на призы Виктора Степанова (сейчас таких соревнований уже нет) решили поиграть в баскетбол. Двое на двое. Я с Толиком Никитенко против Анатолия  Климанова и Юрия Тхоровского.
В одном из эпизодов под самый занавес игры Климанов промахнулся мимо мяча и всей пятерней заехал мне по лицу. Да так, что мизинцем с длинным ногтем попал мне в правый глаз, который вмиг перестал видеть. Львовянин Никитенко вызвал «скорую». В больнице выяснилось, что у меня контузия зрачка, который оказался поврежденным в четырех местах, и отслоение сетчатки. Мне зашили разорванное веко, сделали какие-то процедуры и оставили в покое до утра. А на следующий день, напомню, финал, который мне никак нельзя было пропускать. Короче, сбежал я из больницы, поднялся вовремя на ринг, но своего соперника – Юрия Быстрова там не увидел: он, оказывается, снялся с соревнований...
Подняли мне руку без боя, и я прямо с ринга рвался в аэропорт. На транспортнике улетел в Ростов-на-Дону, где меня уже ждали и, не заезжая домой, отвезли в военный госпиталь. Там я провалялся весь декабрь.
Потом связались со Святославом Николаевичем Федоровым, который оканчивал наш Ростовский медицинский институт, договорились с ним, и он в своем  Московском центре микрохирургии глаза сделал мне очень сложную операцию. Приварил лазером сетчатку, обштопал зрачок. Шов – два с половиной миллиметра…
После операции я у него спросил, могу ли я дальше продолжать заниматься боксом? «Можешь!», - говорит

- Продолжили?


- Да, но уже в команде Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Еще в центре Федорова меня навестил адмирал Шашков. Поблагодарил за то, что я много сделал для армейского бокса и предложил выбрать любую группу войск – в Германии, Чехословакии, Венгрии или Польше. «Выйдешь, - говорит, - из центра, я тебя туда отправлю».  В то время, надо сказать, командировка в группу войск считалось поощрением за исключительные заслуги в армейском спорте, поскольку в такой командировке за год можно было заработать намного больше, чем платили за такой же период инженерам в СССР.    
Так я в 1978 году оказался в ГДР, в Потсдаме, хотя Шашков, помнится, не одобрил мой выбор, говорил, что лучше в Венгрию ехать. Но Германия мне казалась ближе: там я боксировал на трех международных турнирах, там меня хорошо знали…
И не ошибся: в Германии ко мне, как к «Europas Meister», чемпиону Европы, относились с большим уважением. Там пришлось даже местных ребятишек тренировать, готовить к матчу с их польскими сверстниками. У них тренер параллельно увлекался мотоспортом, и однажды попросил меня подстраховать его в зале бокса, пока он съездит на соревнования по мотокроссу. Я подстраховал и в итоге поляки сумели выиграть только в одной весовой категории…
В том же 1978 году в Улан-Удэ проходил очередной чемпионат Вооруженных Сил. Для того чтобы попасть туда, надо было выиграть зональные соревнования в Ленинграде. Но в Питере, видимо, были свои  планы на то, кто должен был выиграть «зону» в тяжелом весе. Конечно, они хотели, чтобы им стал ленинградский боец, потому что, когда я туда приехал, местный врач запретил мне выходить на ринг. Кто-то ему нашептал, что у меня были серьезные проблемы с глазом, и он за это зацепился: бой, дескать, может быть небезопасным для моего здоровья. Пришлось мне срочно  лететь в «Шереметьево», ехать оттуда на такси в центр Федорова и просить у Святослава Николаевича письменное разрешение на участие в соревнованиях. Он написал, еще раз на словах подтвердив, что скорее у меня голова от удара может отлететь, чем что-то случиться с прооперированным глазом.  Но, как не странно, даже такая бумага не сразу оказала должное воздействие на упертого врача соревнований. Только после того, как я, выйдя из себя, откровенно ему нагрубил, упирая на то, что мировое светило дает «добро», а тут какой-то терапевтишко против, он сдался.
В итоге я победил сначала в Ленинграде, а потом и в Улан-Удэ.


- Сколько времени вы провели в Германии?


- Три года и восемь месяцев. Именно  в этот период добился своего самого большого успеха на всесоюзных соревнованиях. Летом 79-го завоевал серебряную медаль на чемпионате страны, который прошел в рамках Спартакиады народов СССР.
В 1981 году главным тренером по боксу стал олимпийский чемпион Валериан Сергеевич Соколов, который в том же сезоне привлек меня в качестве тренера для подготовки армейских боксеров к отборочному турниру чемпионата Европы.  Тот сбор проходил в Эстонии, под Таллинном, и, видимо, у меня все хорошо там получилось, поскольку в дальнейшем Валериан Сергеевич стал приглашать меня регулярно. Я не отказывался, но не всегда, если честно, делал это с удовольствием: семья жила  в Германии, я – постоянно и подолгу находился в Союзе – кому такое может понравиться?
Это, естественно, было очевидно не только для меня, поэтому в 1982 году мне было предложено перебраться в Москву на должность начальника команды ЦСКА., что я вместе с семьей и сделал.


- А когда вы обзавелись семьей?


- В 1972 году, сыграли свадьбу, когда стало ясно, что на Олимпийские игры не попаду
В том же году родилась первая дочь Евгения, в 1974-ом появилась на свет Юлия. А третья дочь Анна родилась уже в Москве, в 84-ом. Сейчас у Евгении и Анны два сына, у Юлии – один. То есть, у меня пятеро внуков. Жду внучку.


- Сейчас уже на пенсии?


-Да, с 2002 года. То есть, двадцать лет проработал в ЦСКА. Начал, как уже сказал начальником команды, потом был главным тренером Вооруженных Сил. В 2002-ом меня сменил на этом посту Александр Лебзяк, но когда он стал на три года старшим тренером национальной сборной, я снова исполнял обязанности главного тренера Вооруженных Сил. Сейчас в свои 61 год снова ему помогаю в ЦСКА, стараюсь не превращаться в классического пенсионера…

- Возвращаясь к вашей боксерской карьере, скажите, вы счет своим боям вели?


- Вел. За 15 лет провел 318 боев. Из них 15 проиграл.  

 
- Самые памятные можете назвать?


- Не помню точно, какой это был год, но еще до московской Олимпиады, на которой Петр Заев стал серебряным медалистом. Боксируем мы с ним на «вооруженке». Судья в ринге – финалист Олимпиады в Токио Виликтон Баранников. Два  раунда  я «ловлю» от Петра, он – от меня, а потом одновременно пробиваем справа и…оба  лежим.  Первым Виликтон  в себя пришел: быстренько сориентировался и Заеву победу отдал – вроде, как он, по его мнению, быстрее в себя пришел, хотя я к тому моменту уже твердо на ногах стоял, а Петя продолжал «торчать».  Я потом у Виликтона спрашиваю: «Ну, как же так?». А он в свою очередь интересуется: «Витя, а если бы Лагетко в ринге судил, кому бы он в такой ситуации победу отдал?». «Мне, конечно», - отвечаю, - А кому еще, мы ведь с ним из Северокавказского округа?». «То-то, - говорит Виликтон, - а мы с Заевым из Московского…». На том и разошлись.
Другой очень памятный для меня бой состоялся на турнире сильнейших Вооруженных Сил в Ивано-Франковске. Четырехкратный чемпион СССР Геннадий Какошкин секундировал тогда моего соперника – здорового такого белобрысого парня. Потом я нигде больше его не видел. Так вот, как только судья в ринге тренер Виктора Агеева, знаменитый Владимир Фролович Коньков дал команду: «Бокс!», этот парень, сломя голову, бросился на меня. Такую, знаете, психическую атаку решил провести. Я ничего не сделал, просто отошел, и он со всего маху влетел в канаты. Стою, смотрю на него. Он повернулся и снова  полетел на меня, как бык на красную тряпку. Я сделал шаг в сторону, и он снова в канатах запутался…
Кричу Какошкину: «Вы что это детей не жалеете?». Коньков тут же подбежал: «Боксер, не разговаривайте!». Ну, мне это надоело: когда соперник снова на меня побежал, я сначала в живот ему засадил, а потом ударом слева уложил на настил ринга. Все, как мне потом сказали, выглядело очень эффектно.


- Ну а если вспомнить самый памятный поединок со знаком минус?


- Это однозначно бой с Нестеровым на чемпионате СССР 1972 года, в котором нечестное судейство закрыло мне дорогу на Олимпийские игры.


- Против кого провели свой последний поединок в карьере?


- Против двукратного на тот момент абсолютного чемпиона СССР, будущего призера чемпионата мира, обладателя Кубка мира Вячеслава Яковлева, который на момент нашего боя  был на одиннадцать лет младше меня. Да я, собственно, к тому времени (а это был 1981 год) уже повесил, как говорят, перчатки на гвоздь. Перешел на тренерскую работу. Но получилось так, что надвигался очередной командный Кубок СССР, а точнее матч сборных Вооруженных Сил и «Буревестника», а главному тренеру армейцев Валериану Соколову некого было выставить в тяжелом весе. Вот он и обратился ко мне с просьбой выручить.  Я согласился, хотя понимал, что шансов против талантливого, набирающего ход Яковлева у меня  очень немного, а точнее, один из ста. Но психологическую атаку я правильно провел: на взвешивании  вежливо отодвинул Вячеслава от весов: «Сначала, -говорю, - настоящий тяжеловес будет взвешиваться!», а когда уходил, театрально погрозил ему кулаком: «Ну, сынок, готовься!..».  
А бои, надо сказать, проходили 23 февраля, в наш армейский праздник. В зале Дворца спорта в Сетуни было полно начальства.  В ожидании своего выхода на ринг, разминаюсь в раздевалке, чувствуя полную растренированность, и тут заходит Соколов: «Виктор Петрович, - говорит, -мы уже обеспечили себе необходимое преимущество для победы, твой бой ничего не изменит, поэтому можешь, не выходить.». «Ага, -отвечаю, -как бы не так! Видишь, в протоколе написана фамилия «Ульянич», и что подумают мои друзья и земляки-ростовчане, которым я уже сообщил, что буду драться, если Ульянич не выйдет на бой? Да я лучше умру, чем дам кому-то повод, обвинить меня в трусости!»
Вышел, словом, и победил, причем с нокдауном. Попал в третьем раунде сопернику в висок


- А, вспоминаю. В июне 2003 года я брал для «Советского спорта» интервью у Яковлева. Спросил у него тогда: довелось ли ему когда-нибудь испытать на себе силу нокаутирующего удара? «Слава Богу, нет, - ответил он. – А вот в приличном нокдауне однажды побывал. Случилось это в 1979 году в бою против Виктора  Ульянича в рамках командного розыгрыша Кубка страны…»


- Насколько я знаю, это был первый и последний нокдаун в карьере Яковлева. Через четыре года, кстати, он в финале Кубка мира, прошедшего в Сеуле, Яковлев Леннокса Льюиса обыграл…


- Виктор Петрович, в интервью под рубрикой «Пьедестал» я в конце по традиции прошу собеседника рассказать какую-нибудь веселую историю или курьезный случай из его практики. Байку, как принято, еще говорить. Можете вспомнить что-нибудь из этого жанра?

- Точно сейчас не могу вспомнить, какой это был год: то ли 1970-ый, то ли 1971-ый? А может 69-ый? Боксировали мы на Кубе, на турнире «Кордина Кордова». Весовую категорию 75 кг представлял чемпион СССР 1969 года Александр Кудряшов из Новосибирска. Крепкий парень, бывший моряк. Тогда он оказался одним из немногих в нашей команде, кому удалось победить. После соревнований у нас было еще два дня до вылета домой (самолеты в Москву тогда летали раз в неделю). В один из них организаторы устроили нам экскурсию в гаванский террариум с крокодилами. В ходе осмотра всех поразил рассказ нашего гида о том, что в истории этого заведения был случай, когда то ли англичанин, то ли американец не усмотрел за своей маленькой дочкой, та упала в воду к крокодилам и была немедленно проглочена одним из них. Особенно эта душещипательная история впечатлила  Кудряшова, но об этом мы узнали только на следующий день.
А на следующей день нас пригласила в гости команда советского корабля, стоявшего на рейде близ Гаваны. Собственно, о том, что Александр отслужил три года на флоте, мы тоже узнали в этот день. Когда же это стало известно команде корабля, Паша, естественно, тут же стал для нее своим, самым близким из нас. После осмотра корабля гостеприимные хозяева пригласили нас за стол, поинтересовались, что мы будем пить? Кто шампанского попросил, кто вина, а Кудряшов, как настоящий моряк, заказал водочки. Выпил за один тост, потом за второй, третий, а поскольку жара стояла страшная, под 45 градусов, его быстро развезло..
Когда нас доставили на берег, было уже около одиннадцати вечера. До гостиницы надо было пройти всего два квартала, но, по причине темноты и действия выпитого, мы потеряли по дороге нашего моряка. Заметили это уже в гостинице, но особого значения  не придали. Разбрелись по номерам, поскольку спать оставалось не так уж и много: в четыре утра должны были уже отправляться в аэропорт.
Тревогу забили утром, когда выяснилось, что Кудряшов в гостинице так и не появился. Сообщили об этом, естественно, в советское посольство. Оттуда приехало несколько человек, раздраженных, помнится, до предела. Такие ЧП бесследно тогда не проходили…Но семеро, как известно, одного не ждут. Всю команду отправили в аэропорт, и мы вылетели в Москву по расписанию, поэтому все, что произошло с Кудряшовым, я узнал потом. Слухи об этом распространились быстро.
Оказывается, возвращаясь в гостиницу, Паша вспомнил рассказ о бедной девочке, и решил отомстить за нее. Вырвал двухметровый бамбуковый кол, который поддерживал крышу автобусной остановки, и отправился  глушить крокодилов, благо террариум, на беду, оказался недалеко. Удалось ли ему добраться до крокодилов? История об этом умалчивает, но он быстро был замечен охраной террариума и также оперативно  доставлен в наручниках  в полицейский участок. Там и провел ночь, не в силах объяснить: кто он и зачем пришел в террариум?
Все выяснилось на следующий день, когда наш самолет был уже в воздухе. Что делать? Билет пропал, да и следующий рейс только через неделю. Выход в нашем посольстве нашли грамотный: Пашу отправили на исправительные работы на плантацию – убирать сахарный тростник и зарабатывать себе деньги на обратный билет. Кубинцы возражать не стали.
И что вы думаете? Пару часов хватило бывшему моряку, чтобы показать кубинцам, как надо по-настоящему работать. Пока они по давно сложившейся местной традиции, час, условно говоря, тростник рубили и потом два – румбу танцевали, Шурик взял мачете и вырубил просеку шириною два метра до самого горизонта. Потом таким же темпом прошел обратно. За неделю месячную норму нарубил, заработав не на один, а на четыре билета.
Слухи о необыкновенном русском быстро распространились едва ли ни по всему острову. Говорят, что когда пришло время Кудряшову улетать домой, кубинцы почти умаляли нашего посла, позволить Паше задержаться еще на неделю: хотели повозить по стране и наглядно всем показать, как можно за неделю выполнять месячные объемы работ.
Конечно, в этом рассказе что-то преувеличено, но в целом история реальная, как  и то, что по возвращению Паше, по законам того времени, устроили хорошую взбучку и…сделали невыездным.

Борис Валиев