Как Саул Альварес «соскочил» с боя против Геннадия Головкина

  Из всего, что происходило в боксе за последнюю неделю, меня больше всего поразили не бои, хотя среди них и были очень хорошие. Больше всего меня поразил один соскок с боя. Даже не знаю, как его охарактеризовать. Виртуозный? Ну, может быть. С другой стороны, как можно назвать его виртуозным, если всем все понятно? Но ведь большинство из тех, кто все понимает, как это очень часто бывает, чаще в политике, чем в спорте, ничего понимать не желает. Посади их на детектор лжи, мигом выяснится, что они ни секунды не верят в то, что провозглашают истинной правдой.

  Однако сейчас они усердно делают вид, что их все устраивает. Нет, до конца они себе никогда не поверят, но видимость создадут, в том числе и прежде всего для себя, искренне любимых и якобы наивных. Так что, если этот соскок и не был виртуозным, то, выражаясь предельно корректно, он был хитрозадым. Человек попал в неловкое положение, но выпутывать себя из него предоставил другим. Если это не хитрозадо, то что тогда достойно такого определения?

  Если кто не догадался, то я говорю о Сауле Альваресе. 7 мая после довольно-таки позорной победы над Амиром Ханом, прыгнувшим явно не в свой вес, Альварес, понимавший, что от него все ждут, что он скажет, когда же он, наконец, будет драться с Геннадием Головкиным, ответил, что мексиканцы никого ни мужского полового органа (перевод точный, хотя и смягченный) не боятся.

  Нет, ну мексиканцы никого не боятся, но ты-то боишься? Но тут Альварес как-то ловко прилепил себя ко всем смелым мексиканцам, и получилось, что он тоже ничего не боится. Но ничего конкретного ни о самом Головкине, ни о бое с ним, он не сказал. При этом взгляд у него был какой-то затуманенный. Я сразу вспомнил, где я такой взгляд видел. В школе, в армии, на улице — когда двое поругались, и один драться готов, а второй — вот так смотрит. И ясно, что ни в какую драку он не полезет и, скорее всего, даже не ответит, если ударят его самого. А если ответит, то так, чтобы не очень разозлить.

  Было видно, что человека прижали, и он никак не может вывернуться. Альварес был чемпионом мира по версии WBC в весовой категории до 160 фунтов (72,6 кг). Но во всех его боях за этот титул было прописано, что вес участников не может превышать 155 фунтов (70,3 кг). Во время переговоров с командой Головкина Альварес требовал, чтобы и Геннадий вписался в этот придуманный вес, чего тот не мог сделать, не ослабив радикально свой организм. Требование Альвареса было безумным, но ввиду его популярности ему пошли навстречу. Таким образом, WBC де-факто разрешило ему создать собственную весовую категорию имени Саула Альвареса.

  Однако так долго продолжаться не могло. Все ждали от Альвареса боя с чемпионом мира по версиям WBA и IBF в этом весе Геннадием Головкиным, которому, кстати, с октября 2014 года принадлежит и так называемый временный титул WBC, дающий ему приоритетное право на бой с чемпионом регулярным. Но где он, этот 2014 год? А боя с чемпионом Головкин, между тем, так и не получил.

  А тут еще президент WBC Маурицио Сулейман от рук отбился, тоже стал требовать от Альвареса и, что уж совсем смело, от его промоутера Оскара Де Ла Хойи, чтобы они в ближайшее время договорились с командой Головкина. И даже какие-то сроки назначил. Совсем берега потерял?

  Нет, не потерял. Сулейман — человек очень зависимый, и без очень сильной поддержки на такой демарш не пошел бы. Значит, за ним кто-то стоит. Кто-то очень могущественный. Возможно, все тот же вездесущий (многие с удовольствием бы написали это слово в применении к нему с двумя «с») Эл Хэймон, который сегодня куда больше, чем Дон Кинг был вчера. Никакой конспирологии тут нет. Хэймон вполне может стремиться если уж не выбить у своего конкурента Де Ла Хойи главный козырь, то хотя бы предельно ослабить его.

  В этой ситуации надо было действовать. Вот Альварес и «подействовал». Несколько дней назад он выступил со следующим заявлением: «После долгих размышлений сегодня я дал распоряжение моей команде, работающей в Golden Boy Promotions (компания Оскара Де Ла Хойи), продолжить переговоры о бое с Геннадием «GGG» Головкиным и заключить с ним сделку так скоро, как только возможно. Я также поставил в известность WBC, что отказываюсь от своего титула. Для того, чтобы моя карьеры была безупречной, я оглашался на бои, которых другие не хотели (интересно, какие?), потому что я никого не боюсь (да ну?). И это никогда не соответствовало истине больше, чем сегодня (а завтра будет соответствовать все той же многострадальной истине еще больше. — прим.авт.). Я буду драться с GGG и одержу над ним победу (лучше было бы сказать «победю», но по-английски так красиво не скажешь. — прим.авт.). Но я не позволю выталкивать меня в ринг, ставя мне какие-то искусственные сроки (ах вот к чему все это было. — прим.авт.). Я надеюсь, что, отбросив в сторону эти тикающие часы (интересно, для кого это они тикали. — прим.авт.), команды теперь смогут провести переговоры об этом бое (а раньше никак не могли? — прим.авт.), а мы с GGG сможем выйти в ринг так скоро, как только возможно, и дадим болельщикам тот бой, который они хотят увидеть».

  Тут же последовало и официальное заявление от Golden Boy Promotions, выдержанное в том же духе, но гораздо более короткое и составленное в менее цветистых выражениях.

  Не знаю, кто как, а я из всей этой высокопарной лабуды сделал только один вывод: боя Головкин-Альварес в скором времени ждать не придется. Альварес соскочил, неуклюже или, в лучшем случае, «не очень уклюже» попытавшись обвинить в своем соскоке команду Головкина, ради того, чтобы не драться с которым, он готов даже титулом пожертвовать. Кстати, он уже был передан Геннадию.

  В моем возрасте каждый вечер становится вечером воспоминаний. Так вот и сейчас я вспомнил детский спектакль «Робин Гуд», на который ходил, когда мне было совсем мало лет. Может быть, я даже уже рассказывал о нем: такое неизгладимое впечатление он на меня произвел. Там был такой эпизод: дочка шерифа, жаждущая мужского внимания, говорит своему отцу, что надеется, что кто-то там усмирит Робин Гуда и тогда «смелые рыцари не будут бояться к нам ездить». Все детячество было от этой фразы в телячьем восторге: смелые да боятся — ха-ха-ха! А наши папы были в восторге от дочки шерифа, которая, несмотря на XII век, была одета в сильно декольтированное розовое мини-платье. Очень мини. Особенно им нравилось, когда она нагибалась, стоя к залу хоть передом, хоть задом. В каждом из этих ракурсов было свое неоспоримое преимущество.

  Потом как-то до замка добрался и рыцарь. Предварительно было сказано, что он «весь в золоте и серебре». Оказалось — в «латах» из золотой и серебряной бумаги. При одном упоминании Робин Гуда он начинал дико трястись вместе со всем своим золотом и серебром. Один или два раза при этом чуть не упал. Как я сейчас понимаю, он был мертвецки пьян, так как вообще все время двигался по любопытным траекториям.

  Так вот, этот «златосеребряный»  был очень рыжим, по-моему, в парике, вроде клоунского, и не так уж отдаленно напоминал Альвареса, который хочет встретиться с Головкиным ничуть не больше, чем тот рыцарь с Робин Гудом.

Блог Александра Беленького
22 мая 2016, 17:51